Стивен Кинг - "Верхом на пуле"(3) (перевод Марины Лещинской, Шуйской Марии

Я подумал о визгливом, стеклянном голосе старика, похожем на треск ветки. Нет, он не был мёртв, и я поменял бы на что угодно запах его мочи, но по какому-то старому трюку оказалось ещё хуже.
"В любом случае, приятель, у нас нет времени говорить об этом. Чуть больше пяти миль, и мы снова увидим дома. Еще семь - и мы в черте города Льюистон. Это значит, что тебе придётся решать сейчас."
"Решать что?" Черт, если бы я только знал.

"Кто-то уходит верхом на Пуле, а кто-то остается на земле. Ты или твоя мать." Он повернулся и посмотрел на меня глазами, утопающими в лунном свете. Он улыбнулся более широко и я увидел, что у него не было большинства зубов, выбиты в аварии. Он ударил руль. "Я заберу одного из вас, приятель! И раз уж ты здесь, тебе придется выбирать. Что скажешь?"
"Ты же не серьезно", - едва не сорвалось с моих губ, но какой смысл говорить это или подобное этому? Конечно, он говорил серьезно. Смертельно серьезно.

Я подумал о тех годах, которые мы с ней провели вместе, Алан и Джин Паркер против всего мира. Было много хороших моментов и мало плохих. Заплатки на моих штанах и запекающиеся в духовке ужины. Большинство других детей тратило четвертак в неделю на покупку горячего ланча; у меня же всегда был сандвич с арахисовым маслом или кусок болонской колбасы, завернутой в черствый
хлеб, как у детей из тех вялых рассказов о восхождении бедняков. Она работала Бог знает в скольких ресторанах, и закусочных, чтобы содержать нас. Я вспоминал, ее временами отлучавшуюся с работы, чтобы поговорить со представителем из Организации по Помощи Детям., Она одетая в свой лучший костюм, он одетый слишком шикарно для нашей крохотной кухни, даже я, будучи девятилетним маленьким мальчиком, смог бы объяснить все лучше чем
она, его записная книжка и блестящая ручка зажатая между пальцев.

Знаете, но есть кое-что еще. Для людей типа нас, маленьких людей, что несутся сквозь мир как мыши в мультфильмах, иногда насмехаться над придурками и козлами это единственный способ мщения. Она работала в нескольких местах, сверхурочно, перевязывала опухшие лодыжки и откладывала «чаевые» в банку с надписью «Фонд Колледжа Алана» – как в тех глупых рассказах о быстром обогащении, да, да – и говорила мне снова и снова, что я должен упорно трудиться, что не могу позволить себе как другие дети бить в школе баклуши, а свои «чаевые» она может откладывать хоть до второго пришествия их все равно будет не достаточно; в конце концов все сводилось к образованию и ссуде, если я собирался учиться в колледже, и я должен был пойти учиться потому что это единственный выход для меня … и для неё.

Итак я упорно трудился и, поверьте мне, я действительно это делал, потому что не был слепцом – я видел как ей тяжело, видел как много она курит (для нее это было единственным удовольствием . . . единственной слабостью, если ты один из тех, кто должен это видеть) и я знал, что в один день все изменится и я буду тем, кто станет заботиться о ней. Может с образованием и хорошей работой я смогу это делать. Я хотел этого. Я любил ее. У нее был тяжелый характер и скверный язык – в тот день мы ждали «Пули», а потом я пошел на попятную и это был не единственный случай, когда она накричала на меня, а потом и ударила – несмотря на это, я любил ее. В некоторой степени даже за это. Я любил ее одинаково сильно: когда она била меня и когда целовала. Вы понимаете о чем я? Я тоже. И это здорово. Я не думаю, что из многих вы сможете найти такую семью, а мы были семьей, я и она, небольшой замкнутой семьей, с общими на двоих тайнами.

Если бы вы спросили, я ответил бы, что сделаю все что угодно ради нее. И именно это от меня и требовалось. Меня просили умереть за нее, умереть вместо нее, хотя она прожила только половину жизни, возможно больше. А я только что начал жить.

«Что скажешь, Ал?» Спросил Джордж Стоуб. «Теряем время».

«Я не могу ответить», хрипло ответил я. «Несправедливо спрашивать меня об том».

Над дорогой сверкая торопливо плыла луна.

«Я знаю, и поверь мне, они все это говорят».

Он понизил голос.

«Но я бы хотел кое-что тебе сказать – если ты не решишь к тому времени как мы вернемся до огней первого дома, мне придется взять вас обоих». Он нахмурился, затем снова оживился, как–будто вспомнил что в этом есть как хорошее так и плохое.

«Вы можете ехать на заднем сидении, если я возьму вас обоих, обсудите старые времена, вот так».

«Ехать куда?»

Он не ответил. Возможно он не знал. Деревья мелькали пятнами, подобно черным чернилам. Светили фары и дорога проносилась. Мне было двадцать один. Я не был девственником, но я был с девченкой лишь однажды и я был пьян и не мог помнить многое из того, на что это было
похоже.Были тысяча мест, в которых я хотел бы побывать - Лос-Анжелес, Таити,возможно Лухенбах, Техас - и тысяча вещей, которые я хотел бы сделать.Моей матери было сорок восемь и это было старо, черт возьми. Миссис Мак-Курди, сказала что она еще молода, но ведь она сама уже была старухой..Моя мать сделала многое для меня, работала все те долгие часы и заботилась обо мне, но выбрал ли я ее жизнь для нее? Просился ли быть рожденным, а затем требовал
заботы и чтобы она жила для меня? Ей было сорок восемь. Мне было двадцать один.Как они сказали, у меня была вся жизнь впереди.Но был ли это путь оцененный тобой? Как бы ты решил проблему, подобно этой? Как можно решить проблему подобно этой?

Деревья сгущались. Луна, как яркий и смертельный глаз, смотрящяя вниз. "Лучше поторопиться",
сказал Джордж Стауб. "Мы выбираемся из дикой местности". Я открыл рот и попытался заговорить. Ничего не вышло, только сухой выдох.
"Здесь что-то есть", сказал он и потянулся назад. Его рубашка задралась и я еще раз увидел (я мог бы и не делать этого) черную линию швов на его животе. Были ли это кишки под линией или просто упаковка, пропитанная химикатами? Когда он достал свою руку, в ней была бутылка пива - одна из тех, что он купил в одном из супермаркетов в свою прошлую поездку, предположительно. "Я знаю" сказал он "Стресс сушит рот. На, держи".

Он протянул мне банку. Я взял, потянул за кольцо, и выпил одним махом. Выпитое пиво было холодным, с горьким вкусом. С тех пор я никогда не пил пиво. Я просто не мог пить его. Я даже с трудом мог выносить рекламу пива по ТВ. Впереди нас в сгущавшейся тьме, мелькнул желтый огонек. "Поторапливайся, Эл-мы должны ускориться. Это первый дом, прямо наверху того
холма. Если тебе есть, что сказать мне, говори сейчас".

Огонёк исчез, затем появился вновь, только на этот раз их было несколько. Это были окна домов. За ними были обычные люди, которые делали обычные вещи -смотрели телевизор, кормили кошку, возможно мастурбировали в ванной. Я представил, как мы стоим в очереди в Парке Ужасов, Джона и Алена Паркера, тучную женщину с темными пятнами пота на сарафане подмышками и с ней маленького мальчика. Она не хотела стоять в той очереди, Стауб был прав насчёт этого, ...но я нудел, нудел, нудел. Он был прав и насчёт этого тоже. Она шлепнула меня, но все же осталась стоять в очереди. Она стояла со мной во многих очередях, и я мог бы повторить все это снова, взвешивая все аргументы за и против, но время поджимало.

"Возьми ее," сказал я, когда окно первого дома осветило Мустанг. Мой голос был громким, грубым и хриплым. "Возьми ее, возьми мою мать, не трогай меня" Я швырнул банку пива на пол автомобиля и закрыл лицо руками. В этот момент я почувствовал, как он коснулся меня, моей рубашки, его пальцы шарили, и я осознал - с особой отчетливостью - что это все было проверкой. Я не выдержал проверку, и сейчас он вырвет мое бьющееся сердце из груди, как дьявольский джин из одной из тех жестоких Арабских сказок. Я закричал. Тогда его пальцы исчезли - и, словно
он передумал в последнюю секунду- настиг меня. На какое-то время мой нос и легкие были настолько наполнены запахом смерти, что я почувствовал себя покойником. Затем последовал щелчок открывающейся двери, и холодный свежий воздух ворвался внутрь унося запах смерти прочь.

"Приятных сновидений, Эл," пробурчал он мне на ухо и вытолкнул из машины. Я покатился в ветреную октябрьскую ночь, при этом закрыл глаза, вытянул руки и напряг тело, готовый разбиться вдребезги. Должно быть я кричал, я точно не помню. Падения не последовало, но тот миг казался вечностью, после него я вдруг осознал, что уже лежу на земле -я мог чувствовать почву под
ногами. Я открыл глаза и тут же их зажмурил. Лунный свет был ослепителен. Резкая боль прошла сквозь мою голову, но не в висках, где обычно чувствуешь боль, когда посмотришь на неожиданно яркий свет, а в области шеи, чуть пониже затылка. Я осознал, что весь промок. Но было все равно. Я был на земле, и это было главное.

Более осторожно чем раньше, я приподнялся на локтях и снова открыл глаза. Я думаю, я знал, где я нахожусь и беглый взгляд вокруг лишь подтвердил это . Лёжа на спине, я видел маленькое кладбище на вершине холма на Родж Роуд. Луна нависла в небе прямо над головой. Её неистово яркий свет, немного ослаб спустя несколько мгновений. Густой туман плотным одеялом покрывал захоронения. Несколько надгробий проглядывали через него подобно каменным островам. Я попытался встать на ноги, но острая боль стрелой вновь пронзила затылок. Я приложил туда руку и почувствовал ссадину. Там также чувствовалась вязкая влага. Я взглянул на руку. Кровь, стекавшая по ладони, в лучах лунного света - казалась чёрной.

------------------

Стивен Кинг, "Верхом на пуле".(продолжение) (перевод Juri Durnev, Белякова Ильи, Anna Kudriashova, )
Я успешно встал со второй попытки, и , покачиваясь, стоял по колено в тумане среди могильных плит. Повернувшись, я увидел в каменной стене кладбищенской ограды пролом и за ним шоссе Ридж Роад. Мой рюкзак был покрыт туманом и я не мог его видеть, но я знал, что он был здесь. Если бы я вышел к шоссе по левосторонней колее переулка, я бы нашёл его. Чёрт, хорошо бы споткнуться о него.

Итак, здесь произошла моя история, в которой всё было аккуратно упаковано и завязано бантиком: я остановился, передохнуть у вершины этого холма и вошёл внутрь кладбища, чтобы немного оглядеться вокруг и в то время, когда я проходил могилу некоего Джорджа Стауба, мои огромные дурацкие ноги споткнулись. Упав, я ударился головой о памятник. Сколько времени я был без сознания? После удара головой я не был способен достаточно хорошо соображать, чтобы определить время, проведенное без сознания с точностью до минуты по изменению положения луны на небосводе. По крайней мере, прошёл час. Вполне достаточно, чтобы пришла мысль, что у меня была прогулка с мертвецом. Что за мертвец? Джордж Стауб, конечно. Это имя я прочёл на могильном памятнике за мгновение перед тем, как в моих глазах погас свет.

Более осторожно чем раньше, я приподнялся на локтях и снова открыл глаза. Я думаю, я знал, где я нахожусь и беглый взгляд вокруг лишь подтвердил это . Лёжа на спине, я видел маленькое кладбище на вершине холма на Родж Роуд. Луна нависла в небе прямо над головой. Её неистово яркий свет, немного ослаб спустя несколько мгновений. Густой туман плотным одеялом покрывал захоронения. Несколько надгробий проглядывали через него подобно каменным островам. Я попытался встать на ноги, но острая боль стрелой вновь пронзила затылок. Я приложил туда руку и почувствовал ссадину. Там также чувствовалась вязкая влага. Я взглянул на руку. Кровь, стекавшая по ладони, в лучах лунного света - казалась чёрной.

Это был классический финал, не правда ли? Господи-Что-за-Ужасный-Сон-Мне-Приснился! А что если я приеду в Льюистоун и узнаю, что мама умерла? Просто легкое прикосновение предвидения в ночи, пусть это будет так. Такие истории рассказывают в конце жизни, а люди в задумчивости кивают головами и делают торжественный вид, а какой-то кретин с кожаными заплатками на локтях
твидового пиджака скажет, что вещей на много больше на земле и на небесах, чем мы представляем себе в нашей философии, а затем.--"Затем, О, черт", я захрипел.
Верхушка тумана медленно двигалась, словно изморось на запотевшем стекле. Я никогда не расскажу об этом. Никогда в своей жизни, даже на смертном одре.

Но все это случилось точно так, как я это помнил, в этом я был уверен. Джордж Стауб согласился и посадил меня в свой Мустанг, а старый кореш Икабода Крейна с пришитой головой, вместо того, чтобы держать ее подмышкой, требующий, чтобы я сделал выбор. И я сделал выбор-как только показались огни первого дома, я променял жизнь моей мамы, едва ли задумавшись. Наверное, это можно было понять, но ни чуть не уменьшало моей вины. Однако, никто не должен был знать, и это хорошо. Ее смерть будет выглядеть естественно - черт, будет естественной- и именно так я собирался оставить это.

«Ты куда, сынок?» спросил он. Когда я рассказал ему, он сказал «Это нам по пути». Менее чем сорок минут спустя, в девять часов двадцать минут, он остановился перед Медицинским Центром, в центре штата Мэн.
«Счастливо. Надеюсь, состояние здоровья Вашей мамы идёт на поправку».
«Спасибо» сказал я и открыл дверь.

“Я вижу, ты сильно нервничаешь из-за нее, но скорее всего с ней всё
будет хорошо. Вообще то, тебе, следует найти какой-нибудь антисептик для
них» - сказал он, указывая на мои руки.

Я опустил на них взгляд и увидел глубокие, багровые полумесяцы на
тыльных сторонах ладоней. Я помню, как стискивал их вместе, вонзая
ногти, чувствуя боль и не в силах остановиться. Еще вспомнил глаза
Стауба, излучающие лунный свет. Ты летал на пуле?- спросил он меня. Я
летал на этой дуре четыре раза.

-«Сынок?...» спросил меня водитель пикапа- « С тобой всё в порядке?»

-«А?»

-«Ты весь дрожишь.»

"Я в порядке," сказал я. "Спасибо ещё раз." Захлопнув дверь пикапа я пошел по направлению к центральному входу, огибая ряд металлических колясок в которых отражался лунный свет.

Я подошел к информационной стойке, думая о том, что я должен выглядеть удивленным, когда они скажут, что моя мать умерла, это необходимо, иначе они не поймут... или быть может они просто подумают что я в шоке... или, что мы были в соре... или...

Я так погрузился в свои мысли, что сразу не понял что говорит женщина за столом. Мне пришлось попросить её повторить.

«Я сказала, что она в палате 487, но к ней сейчас нельзя. Часы посещения закончились в 9.» «Но …», вдруг я почувствовал головокружение. Я ухватился за край стола. Коридор был залит светом от ламп дневного света, и в этом ярком, даже ослепляющем сиянии порезы на тыльной стороне моих ладоней особенно выделялись – 8 маленьких пурпурных полумесяцев казались гримасами на костяшках пальцев рук. Мужчина в пикапе был прав, мне следовало бы найти какой-нибудь антисептик. Женщина за столом спокойно смотрела на меня. Табличка перед ней говорила , что её зовут Ивона Эдерл. «Но с ней всё в порядке?»

Она заглянула в компьютер. "Здесь указано С, состояние удовлетворительное. Четвертый - общий этаж. Если бы вашей матери
стало хуже, ее бы перевели в ICU. Это на третьем. Я уверена, что если вы приедете завтра, она уже будет чувствовать себя
отлично. Часы приема начинаются в+"
"Но она моя мама", - сказал я. "Я добрался автостопом от Университета штата Мэн, чтобы увидеть ее. Может быть я могу
подняться наверх, всего лишь на несколько минут?"

«Для близких родственников иногда делаются исключения» сказала она,
улыбнувшись. «Подождите секундочку.

Посмотрим, что можно сделать.» Она
сняла телефонную трубку и набрала пару кнопок, без сомнения звоня на
медсестринский пост на четвёртом этаже. Далее, я как наяву увидел, как две
минуты спустя , Ивона, - девушка в справочном спрашивает: «Может ли
сын Жанны Паркер из 487, подняться к ней на пару минут?» , чтобы
приободрить её и поцеловать, а медсестра вскривает : «О, боже! Миссис
Паркер умерла менее пятнадцати минут назад, мы только что отправили её
вниз, в морг, мы не успели обновить компьютер, это так ужасно»

«Мюрель? Это Ивонна» сказала женщина за столом « У меня тут, внизу
молодой человек, его имя - » Она взглянула на меня подняв брови.

«Алан
Паркер» ответил я ей. «Его мать Джин Паркер в 487? Он интересуется ,
может ли он просто…»

Она замолчала. Прислушалась. На другом конце провода сестра с четвёртого
этажа без сомнения говорила, что Джин Паркер умерла.
"Хорошо" сказала Ивонн. "Да, я понимаю." Она замерла на мгновение, глядя в никуда, а затем убрала телефонную трубку от
плеча и сказала: "Она отправила Анну Корриган на обследование.

Это будет недолго."
"Это никогда не закончится", сказал я.
Ивонн с неодобрением спросила: "Что, простите?"
"Ничего" сказал я. "Это была долгая ночь и -"

«И вы беспокоитесь о своей маме. Конечно же. Я думаю вы очень хороший
сын – бросили всё и примчались сюда.»
Я подозреваю, что мнение Ивонны обо мне изменилось бы радикально, услышь
она разговор с молодым человеком в «Мустанге», но его она, конечно же,
не слышала.
Это был маленький секрет, только мой и Джорджа.

Я стоял в ярко освещённом помещении и казалось, что я ждал уже целую
вечность, когда няня на четвертом этаже вернётся к трубке. Перед
Ивонной лежали какие-то бумаги. Она опустила ручку на одну из них и
поставила маленькие аккуратные галочки рядом с некоторыми именами, и
казалось мне , что если и существует ангел смерти, он или она должен
быть как эта женщина- немного уставший служащий, сидящий за столом с
компьютером и весь заваленный бумагами. Ивонна держала телефон у уха,
придерживая его плечом. Громкоговоритель объявил, что доктора Фарквара
ждут в радиологии, доктор Фарквар. На четвёртом этаже сестра по имени
Анна Корриган, должно быть смотрела на мою мать - мёртвую с открытыми
глазами и ртом застывшем в предсмертной гримасе, и наконец отдыхающую от
земной суеты.*__*

Стивен Кинг - "Верхом на пуле"(4) (перевод Марины Лещинской, Шуйской Марии)продолжение

Услышав голос в трубке, Ивонна выпрямилась. «Хорошо, да. Поняла. Скажу.
Конечно скажу. Спасибо, Мюрель.» ответила она. Она повесила трубку и

внимательно посмотрела на меня. «Мюрель говорит, что вы можете
подняться, но только на пять минут. У вашей матери сейчас время приёма
вечерних лекарств и она ещё очень слаба»

Я как стоял, так и замер.

Её улыбка немного померкла «С Вами всё в порядке, Мр. Паркер?»

«Да»- ответил я «Я полагаю, я просто думал…»

Ее улыбка вернулась, но на этот раз она была полна симпатии. "Многие люди так думают" - сказала она. "И это естественно. . Вам позвонили и ничего не объяснив сказали, что ваша мать в больнице , вы сорвались и сломя голову примчались сюда... конечно вы предполагали худшее. Но Мюриэл не впустила бы Вас, если бы Ваша мать не была
в порядке. Поверь мне". "Спасибо" - сказал я.

"Большое вам спасибо".
Поскольку я начал отворачиваться, она сказала: "Мистер Паркер, если вы приехали из Университета штата Мэн, могу ли я спросить, почему Вы носите тот значок? Парк ужасов находится в Нью-Хэмпшире, не так ли?" Я посмотрел на свою
рубашку и увидел значок, приколотый к нагрудному карману: Я ЕЗДИЛ НА ПУЛЕ В ПАРКЕ УЖАСОВ, ЛАКОНИЯ. Я не забыл, что он намеревался вырвать мое сердце.Теперь я понял: он приколол этот значок к моей рубашке прежде, чем вытолкнуть меня из машины. Это был его способ отметить меня в нашем столкновении, в которое невозможно не поверить. Порезы на тыльной стороне моих рук были тому подтверждением, значок на моей рубашке, то же самое. Он попросил, чтобы я выбрал, и я выбрал.
Итак, как же моя мать могла быть всё еще живой?

"Это?" - я прикоснулся к нему подушечкой большого пальца, стерев пыль. "Это мой талисман счастья" Ложь была такой отвратительной, что имела оттенок благородства. "Он у меня

с того момента, когда мы были здесь с мамой, много лет назад. Она взяла меня покататься на Пуле"
Ивонна, девушка из справочной, улыбнулась так, как будто это была самая приятная история, которую она когда-либо слышала. "Обнимите и поцелуйте ее от меня" - сказала она. "Встреча с вами поможет ей лучше любого снотворного" Она указала: "Лифты там, за углом"

Когда часы посещений закончились, я был единственный ожидающий лифт. C левой стороны, находилась доска объявлений, уже отключенная в столь поздний час, прямо под ней была мусорная корзина.

Я оторвал значек с рубашки и швырнул её в мусорку. Затем я потер руки о брюки. Я всё ещё тер их, когда один из лифтов остановился. Я вошел и нажал кнопку четыре. Кабина начала
подниматься. Над кнопками этажей висело объявление о приеме крови на следующей неделе. Прочитав его, ко мне пришла идея… хотя она не была такой уж идей. В эту самую минуту моя мать умирала, а я поднимался на её этаж в этом медленном лифте. Выбор сделан: мне выпало найти её.
Вот что имело значение.

Дверь лифта открылась, и я увидел еще одно объявление на котором, нарисованный палец был прижат к большим нарисованным красным губам. Ниже было написано:

НАШИ ПАЦИЕНТЫ БЛАГОДАРНЫ ЗА ВАШУ ТИШИНУ! Сразу за площадкой, был коридор, расходившийся на право и на лево. Комнаты с нечетными номерами были налево. Я медленно шел по коридору, чувствуя, как ступни тяжелеют с каждым шагом. Дойдя до 470-ой палаты, я пошел медленнее, и остановился между палатами 481 и 483. Я просто не мог идти дальше. Пот столь же холодный и липкий как полузамороженный сироп сползал по моим волосам небольшими струйками. Мой желудок скручивало, как кулак в скользкой перчатке. Нет, я не мог сделать этого. Лучше повернуть и удрать, я был как трусливое цыплячье дерьмо. Я добрался бы автостопом к Харлоу и позвонил бы миссис МакКурди утром. Так было бы на много проще.

Я уже начал разворачиваться, как из двери , двумя палатами вперед ,
выглянула медсестра, … из палаты моей матери.

«Мистер Паркер?» спросила она низким голосом?

В этот безумный момент я практически сказал "нет". Затем я кивнул.

«Входите. Поспешите. Она уже скоро.»

Это были те слова, которые я ожидал, на стрела ужаса, всё же пронзила
меня и сковала колени.

Сестра увидела это и с обеспокоенным лицом поспешно пошла вперёд, шурша
юбкой. На её груди маленькая золотая табличка гласила ЭНН КОРРИГАН.
«Нет, нет я просто дала ей успокоительное…. Она уже скоро уснёт. О Боже!
Какая я глупая! С ней всё хорошо, Мистер Паркер. Я дала ей амбьен. И
она собирается спать, вот что я имела ввиду. Вы себя хорошо чувствуете?»
Она взяла мою руку.

«Нет», ответил я, не зная, упаду я в обморок или нет. Земля стремительно
уходила из-под ног и гудело в ушах. Я думал о дороге вылетающей из-под
колёс, дороге как в чёрно-белом кино, как в том серебряном свете луны.
Ты летал на пуле?

Брат, я летал на ней четыре чёртовых раза.

Анна Корриган привела меня в палату , и я увидел мать. Она всегда была
крупной женщиной, и больничная койка была мала и узка для неё, но всё же
, она почти терялась в ней. Её чёрные волосы, ставшие еще более седыми,
были разбросаны по подушке . Руки лежали сверху, на одеяле , и походили
на детские, скорее даже, на кукольные. На её лице не было той замершей
предсмертной усмешки, как я представлял себе, но всё её лицо и кожа
пожелтели. Её глаза были закрыты, но когда сестра наклонилась и тихонько
позвала ее по имени, они чуть приоткрылись Они были глубоки и в них жила
молодость. Они жили. Какой-то момент они смотрели в никуда, но потом
остановились на мне. Она улыбнулась и постаралась протянуть мне руки.
Одна из них послушалась. Другая слегка дернулась, и снова вернулась наместо. “Эл,” прошептала она.

Я подошёл к ней со слезами на глазах. Около стены стоял стул, но я не обратил на него внимания.
Я упал на колени и обнял ее. Она пахла теплом и чистотой. Я поцеловал ее в висок,

в щеку, в уголок рта. Он подняла свою руку и провела пальцами под моим глазом.
«Не плачь, не надо» - прошептала она.
«Я приехал как только узнал» - сказал я . «Бетси Маккарди позвонила».
"Я сказала ей... в выходные," сказала она. "Лучше бы ты приехал в выходные."
«Да, и черт с ними» - ответил я, обнимая ее.
«Машину починил?»
«»Нет, я автостопом» .

«О, прости» сказала она. Каждое слово ей давалось с трудом, но при этом она не говорила невнятно и я не чувствовал ни смущения ни дезориентации.
Она знала, кто она, кто я, где мы, и почему мы здесь. Единственным признаком того,
что что-то было не так, была ее слабая левая рука. Я почувствовал огромную волну облегчения.

Это была намеренно жестокая шутка Стауба… или возможно это был не Стауб,
возможно это был сон после всего, банально, на сколько это может быть.
Теперь, когда я был здесь, на коленях у ее кровати, обнимая ее, чувствуя слабый запах ее духов «Ланвин», идея о сне становилась все более привлекательной.

«Ал? У тебя на воротнике кровь.» Ее глаза закрылись и вновь слегка приоткрылись.
Я представлял как ее веки тяжелели, также как мои мои ноги когда я вошел в холл.
«Я ударился головой, ма, ничего страшного».

«Хорошо. Ты должен... беречь себя». Веки ее вновь опустились, поднявшись в этот раз еще медленнее.

«Мистер Паркер, я думаю вам стоит дать ей поспать сейчас,» - сказала медсестра позади меня.
«у нее был чудовищно тяжелый день».

«Я знаю». Я поцеловал ее в уголок рта еще раз. «Я ухожу, ма. Но я вернусь завтра.»
«Не... езди автостопом... опасно».
«Не буду. Я приеду с миссис МакКарди. А теперь спи.»

«Спать...все что я делаю», сказала она. «Я была на работе,
разгружала посудомоечную машину, вдруг почувствовала сильную головную боль.
Упала. Очнулась ... уже здесь». Она посмотрела на меня. «Был удар. Доктор сказал...все не так плохо».

«У тебя все хорошо» ответил я. Я встал, затем взял ее за руку.
Кожа была хорошая, гладкая как мокрый шелк. Рука пожилого человека.
«Мне снилось, что мы в парке развлечений в Нью-гемпшире,» сказала она.
Я посмотрел на нее, чувствуя, как по телу побежали мурашки, и стало холодно. «Да?»

«Угу. Стояли в очереди на одну из этих, что подымают… высоко. Ты помнишь, как эта штука называется?»
«Пуля,» - ответил я. «Я это помню, мама».
«Ты боялся и я раскричалась. Я кричала на тебя».
"Нет, мама, ты –"

В холе я спросил у медсестры: « У нее все будет хорошо? На самом деле хорошо?»
«Никто не может ответить «да» на ваш вопрос с уверенностью, мистер Паркер. Она пациентка доктора Наннелли. Он очень хороший доктор. Он будет сегодня в отделении, и вы можете спросить его».
«Скажите мне, а что вы думаете?»
«Я думаю, что у нее все будет хорошо» - ответила медсестра, ведя меня к лифту в вестибюль. «Она достаточно сильна, а остаточные действия показывают, что удар был очень легкий». Она слегка нахмурилась. «Она, конечно, должна измениться. Питание… стиль жизни…»
«Курение, вы имеете в виду».

- О, да. Это обязательно. - Она сказала это так, будто для моей матери избавиться от привычки, сопровождавшей ее всю жизнь, было не сложнее, чем переставить вазу со стола в гостиной на стол в холле. Я нажал кнопку вызова лифта, и дверь машины, на которой я подъехал, сразу же отрылась. Жизнь в Медицинском центре замедляла свой ход по мере того, как часы посещения подходили к концу.
- Спасибо за все, - сказал я.
- Не за что. Извините, что напугала Вас. То, что я сказала, было невероятно глупо.
- Не извиняйтесь, -ответил я, хотя и согласился с ней, - не обращайте внимания.

Я вошел в лифт и устремился к вестибюлю. Медсестра подняла свою руку и помaхала ею. Я помахал в ответ, и затем дверь закрылась между нами. Лифт начал двигаться. Я взглянул на следы оставленные на своих руках, и подумал, что я был ужасным существом, самым низким из всех. Даже если это был только сон, я был самым, черт побери, нижайшим. Возьмите ее, сказал я. Она была моей матерью, но я сказал это все равно что: Возьмите мою маму, не берите меня. Она воспитала меня, работала ради меня, ждала очереди со мной под горячим летним солнцем в пыльном небольшом Нью-хэмпширском луна-парке, как я мог сомневаться. Возьмите ее, не берите меня. Цыплячье дерьмо, цыплячье дерьмо, ты чертовый цыплячье дерьмо.
Когда дверь лифта открылась, я вышел, снял крышку с корзины мусора, значок был там , он лежала в чей-то почти- пустой бумажной кофейной чашке с надписью: Я ЕЗДИЛ ВЕРХОМ НА ПУЛЕ В ПАРКЕ УЖАСОВ, Лакония. Я наклонился, вынул значок из холодного кофе, в котором он лежал, вытер его о свои джинсы, и положил карман. Я не должен был его выбрасывать. Это был мой значок мой талисман, мой. Я покинул больницу, помахав рукой Ивон. Снаружи, луна двигалась, покрываемая небом, затопляя мир своим странным и совершенно мечтательным светом. Я никогда не чувствовал себя настолько усталым или настолько подавленным за всю свою жизнь. Мне было жаль, что у меня не было выбора, чтобы сделать все снова. Я выбрал бы себя. Каким смешным бы это не казалось, но я думал что смогу жить с тем, что она умерла бы из-за меня. В конце концов, это не было тем способом, которым истории, как предполагаются, заканчиваются?

Старик сказал, никто не остановит тебе машину в городе, и это было чистой правдой. Я шел по городу - три квартала по Лисабон-стрит, девять по Канал-Стрит, проходя мимо всех этих клубов с музыкальными автоматами, игравшими песни Foreigner , Led Zeppelin и AC/DC - даже не думая остановить попутку. Мало ли что могло произойти. Было уже одиннадцать когда я добрался до моста DeMuth. Идя по Харлоу-стрит я остановил первую же машину и через сорок минут, я уже искал ключи от дома под красной тачкой стоявшей у двери сарая, а через десять минут я уже был в постели. Засыпая, я подумал, что первый раз я был в этом доме, совсем один.

Это телефон разбудил меня в четверть второго, после полудня. Я подумал, что это должно быть из больницы, чтобы сказать мне, что маме стало хуже и пару минут назад она умерла, и ему очень жаль. Но это была всего лишь миссис МакКарди, хотевшая убедится, что я добрался до дома без приключений и желающая узнать все подробности моего визита предыдущей ночью (она трижды переспрашивала меня и в конце третьего повтора я чувствовал себя как преступник, которого допрашивали, подозревая в убийстве), кроме того она предложила мне поехать вместе в больницу днем. Я сказал ей, что было бы здорово.

После того, как я повесил трубку, я пошел к двери в спальню. Там было зеркало, показывающее человека во весь рост. В зеркале стоял высокий, не стриженный молодой мужчина с небольшим животом, одетый только в широкие трусы. «Ты должен взять себя в руки, большой мальчик,» - сказал я своему отражению. « Нельзя всю оставшуюся жизнь, на все телефонные звонки думать, что это кто-то хочет сказать тебе, что твоя мать умерла».
Не то чтобы я хотел этого. Время стерло бы это из памяти, время всегда это делает … но это было удивительно, как реально предыдущая ночь стоит перед глазами. Я мог отчетливо видеть каждую тень, каждый угол. Я все еще мог видеть хорошее молодое лицо Стауба под его повернутой кепкой, и сигарету у него за ухом, и дым, который протекал через рану на шее, когда он вдыхал. Я все еще мог слышать его, рассказывающего историю о Кадиллаке, который был продан дешево. Время размоет контуры и сгладит углы, но не сразу. В конце концов, у меня был значек, он был на туалетном столике за дверью ванной комнаты. Значек был моим сувениром. Разве герой каждой истории о привидениях не берет с собой сувенир, что-то что может доказать, что это было на самом деле?