И тем не менее, проезжая после обеда по шоссе, бежавшему вдоль побережья, он поймал себя на том, что почти улыбается. Торопливо продвигаясь по Вью-Марше, Итэн кивнул на ходу старому знакомому. Войдя в офис, бросил несколько слов секретарше, имени которой никак не мог вспомнить.
В конференц-зале толпились люди, по большей части юристы из соседних офисов, пара судей и несколько типов, по виду — судейских чиновников. Шел шестой час вечера, настроение у всех было чуть ли не праздничное. В воздухе плавал дым сигар.
Увидев на столе бутылки со спиртным, Рэпли с довольным видом налил себе виски и вступил в разговор с Витрано. К стоявшим на противоположной стороне сокам и воде никто не притрагивался. "И вот так было весь день", сказал Витрано, глядя на толпу и прислушиваясь к веселым разговорам, - как только произносились слова, здесь все ходило ходуном". Новость о Патрике облетела всю правовую общественность на побережье за считанные минуты. Адвокаты отдают должное слухам, зачастую приукрашивая их и повторяя с поразительной быстротой. Слухи выслушивались, собирались, сочинялись. Он весит сто тридцать фунтов и знает пять языков. Деньги нашли. Деньги исчезли навсегда. Он жил практически на краю бедности. Или в особняке? Он жил один. У него жена и трое детей. Они знают, где находятся деньги. Но у них нет ключа.

Все слухи, в конечном счете, вернулись к деньгам. Когда друзья и любопытствующие собрались в конференц-зале и говорили об этом и о том, все привело обратно к деньгам. Секреты были редким явлением в этой толпе. Теперь все знали, что фирма в течении года потеряла одну треть из девяноста миллионов. И самый отдаленный шанс вернуть эти деньги привлекал друзей и любопытствующих, выпить, посудачить о том о сем и произнести неизбежную фразу: «Черт возьми, я надеюсь они найдут деньги». Рапли исчез в толпе с его вторым напитком. Боган отложил в низ газированную воду и беседовал с судьей. Витрано крутился среди гостей и подтверждал или отрицал услышанное . Гаварак стоял в углу с репортером судебной хроники, которого внезапно счел симпатичным. Алкоголь тек рекой, поскольку наступила ночь. Сплетни сменяли одна другую, надежды росли.

Патрик стал «новостью номер один» на местной телестанции, не сообщавшей почти ничего другого. Маст и Пэрриш с обреченным видом смотрели на десяток микрофонов так, будто иного выбора у них не было. На входной двери юридической фирмы болталась табличка «Закрыто», и добиться каких-либо комментариев не представлялось возможным. Затем последовал весьма краткий репортаж с кладбища, дополненный риторическим вопросом: «Чья бедная душа нашла успокоение в могиле?» На экране мелькнули кадры произошедшей несколько лет назад ужасной автокатастрофы — искореженный и обуглившийся кузов принадлежавшего Патрику Лэнигану «шевви-блейзера». Супруга погибшего, ФБР и шериф хранили молчание. Никто тогда не произнес ни слова, зато репортеры позволили себе высказывать самые невероятные Догадки.

Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы в Новом Орлеане, Мобиле, Джексоне и даже Мемфисе. Подхватив ее вечером, Си-эн-эн в течение часа знакомила с ней страну, прежде чем передать за рубеж. Захватывающий сюжет!
В Швейцарии было семь утра, когда программу новостей увидела в своем гостиничном номере Ева. Заснула она после полуночи, оставив телевизор включенным, и то и дело просыпалась в ожидании вестей о Патрике. Чувствовала она себя уставшей и запуганной. Ей ужасно хотелось вернуться домой, но, как она понимала, это было невозможно.
Патрик жив. Он тысячу раз повторял ей, что его не решатся убить, если все-таки найдут. Впервые она поняла, что все это время действительно верила ему.

Что он был вынужден рассказать им? Это беспокоило Еву больше всего.
Серьезно ли он пострадал?
Прошептав краткую молитву, Ева возблагодарила Бога за то, что Патрик уцелел. Затем она начала составлять опись.

Под равнодушным взглядом двух охранников с помощью Луиса, своего фельдшера-пуэрториканца, Патрик в одних белых армейских трусах проковылял по коридору. Его ранам, которые не покрывала больше ни одежда, ни повязки, требовался свежий воздух. Мазь и кислород. Икры и бедра все еще были весьма чувствительны, в коленях и щиколотках каждый шаг отдавался легкой дрожью.

Он хотел очнуться, черт побери. Он благодарил боль от ожогов, поскольку она проясняла его рассудок. Только Бог знает,сколько отвратительной смеси химических веществ было закачено в его кровь за последние три дня.
Муки были невыносимы, но туман постепенно рассеивался, и это был подъем. По мере того как химические вещества разлагались,
растворялись и вымывались, он начал слышать свой мучительный стон. Как долго он говорил им о деньгах?
Он откинулся на подоконник в пустой столовой, пока санитар отправился за безалкогольным напитком. Океан находился в миле
от казармы. Он был на военной базе.

Да, Патрик был вынужден сказать им, что деньги существуют. Он помнил, как после признания мучения на мгновение прекратились. Потом, кажется, он потерял сознание — в чувство его привели брызги холодной воды. Он помнил, какой приятной была вода, однако сделать хотя бы глоток ему не дали, вновь начав колоть иглой.
Банки. Он чуть было не распрощался с жизнью, скрывая их названия. В то время как по телу бежал не знавший пощады ток, он вспоминал, как все это провернул — с момента похищения денег в Объединенном банке Уэльса на Багамах, через банк на Мальте и до Панамы, где уже никто не в силах был отыскать их.

Когда его схватили, он не знал, в каком именно месте находятся деньги. Они все еще существовали, со всеми процентами, как он наверняка сказал своим мучителям. Это помнилось — еще бы, ведь он твердо отдавал себе отчет: они знали о краже, знали, что деньги оказались в его распоряжении и что было невозможно потратить за четыре года девяносто миллионов долларов. Но теперь Патрик и в самом деле не представлял себе, где они.
Фельдшер протянул Патрику стакан содовой, и он поблагодарил:
— Обригадо.
«Спасибо» по-португальски. Почему он вдруг заговорил на этом языке?

Затем был провал в памяти. «Стоп!» — проорал кто-то невидимый из угла комнаты. Похоже, они решили, что ток Убил его.
Трудно было представить, сколько времени он провел без сознания. В какое-то мгновение Патрик проснулся в абсолютной темноте: капли пота, наркотик и безостановочный крик ослепили его. Или на глазах была повязка? Он вспомнил, как подумал, что ему завязали глаза, решив, по-видимому, применить что-нибудь новенькое, более действенное. Ампутацию, к примеру. Ведь он лежал там абсолютно обнаженный.

Еще один укол в руку, и сердце ускорило свой ритм, он вздрогнул. Вновь рядом Патрик увидел врача с его игрушечным шприцем. Значит, он опять обрел зрение. «Так у кого же сейчас деньги?» — спросил человек в белом халате.
Он сделал глоток содовой. Фельдшер возился чуть в стороне, улыбаясь. То, что происходило с Патриком, его совершенно не волновало. Внезапно Патрик ощутил, как подступила тошнота, а ведь он почти ничего не ел. Голова немного кружилась, однако он не хотел садиться, чтобы не застаивалась кровь — возможно, это поможет соображать. Взгляд его устремился к горизонту, туда, где едва виднелась рыбацкая лодка.

Требуя назвать банки, ему сделали еще несколько уколов. Патрик с отчаянием прокричал, что ему ничего не известно. Тогда к мошонке прицепили электроды, и ощущение боли поднялось на новый уровень. Затем опять провал в памяти.
Вспомнить последнюю стадию пытки никак не удавалось. Тело горело огнем. Сама смерть стояла где-то совсем рядом. Он звал Еву по имени, но вслух ли? Где она сейчас?
Выпустив из руки стакан с содовой, он протянул руку фельдшеру.

Дождавшись часа ночи, Стефано вышел из дома и, сев в машину жены, поехал по темной городской улице. Миновав на перекрестке фургон с двумя агентами ФБР, махнул им рукой и сбросил скорость, чтобы те смогли развернуться и последовать за ним. Когда он пересек Арлингтонский мост, за ним двигались уже две машины.
Почетный эскорт скользил по пустым вашингтонским улицам до самого Джорджтауна. Зная, куда едет, Стефано чувствовал себя увереннее. Он резко свернул с Кей-стрит направо, на Висконсин-авеню, и тут же повторил маневр, уйдя на Эм-стрит. В нарушение всех правил припарковав машину, полквартала прошагал до отеля «Холидэй инн».

Пройдя вестибюль, Стефано поднялся в лифте на третий этаж, где в номере-люкс его дожидался Гай. На протяжении нескольких месяцев Гай впервые вернулся в Штаты и последние три дня почти не спал. Однако Стефано это совершенно не интересовало.
На небольшом столике рядом с портативным магнитофоном лежала стопка — шесть кассет, каждая с наклейкой.
— Соседние комнаты пусты, — развел руки Гай. — Можешь слушать хоть на полную громкость.
— Они омерзительны. Уж лучше я заберу их с собой.
— Гаже не бывает. Не думаю, что еще раз решусь на такое.
— Можешь считать себя свободным.
— Тем лучше. Буду нужен — найдешь меня в коридоре.

Молодой человек вышел из комнаты. Стефано позвонил, и через минуту Бенни Арисия постучал в дверь. Они заказали черный кофе, и провели ночной отдых слушая как Патрик кричал в джунглях Парагвая.
Это был самый лучший час Бена.